the Dude abides
Когда у меня мысли идут ровным потоком, не путаются и не орут друг на друга, я говорю. Нет, не сама с собой. А хотя, может и сама с собой. Могу говорить с бумагой. Рождаются светлые зарисовки, в которых есть нотка какой-то обреченности. Они чаще всего кончаются плохо. Но мне от этого хорошо. Я расскажу вам почти что угодно и нормально отвечаю на вопросы. Могу рассуждать на любую тему. Долго.
Но. Если у меня в голове рой бешеных ос, которые беспрестанно жалят мой опухший, синеватый шоколадный мозг, которые жужжат и жужжат, напоминая мне о встрече с Тайлером, я молчу. Я сажусь в сторонке и затыкаю уши. Я молчу с бумагой и в принципе. Я-м-о-л-ч-у. Вы из меня не вытянете ни слова, если разговор идёт дальше бытовой чепухи.
Ну вот я и молчала. И молчу. А про новые розовые носки и выпускной говорить не очень хочется.

Но. Если у меня в голове рой бешеных ос, которые беспрестанно жалят мой опухший, синеватый шоколадный мозг, которые жужжат и жужжат, напоминая мне о встрече с Тайлером, я молчу. Я сажусь в сторонке и затыкаю уши. Я молчу с бумагой и в принципе. Я-м-о-л-ч-у. Вы из меня не вытянете ни слова, если разговор идёт дальше бытовой чепухи.
Ну вот я и молчала. И молчу. А про новые розовые носки и выпускной говорить не очень хочется.
Ждём развязки.
