the Dude abides
Через полторы минуты после того, как небо потемнело, дождь обнял город.
По улице шли, бежали, летели и полуползли. Спотыкались, проваливались по щиколотку в лужи, держали над головой целлофановые пакеты. Ах, это бесполезно. И не помог бы зонт. Ехали на велосипеде и испуганно молчали. Бежали собаки, быстро, быстро, быстро… А я на балконе и на мои голые руки и ноги льёт дождь. Самый первый летний дождь. Самый настоящий Первый Летний Дождь. Он пахнет сырой землёй, примятой травой и зеленоватой, прозрачной водой. Он обнял город, обжёг прохладой, смыл тяжёлое дыхание асфальта, поникшую листву. Ах, ломается ветка, ветка весом, наверное, в полтонны. Гром – как будто за стеной, закладывает уши. Кто-то сверху стучит башмаком по небу, и прямо надо мной, это нарочно, да? Жалею о том, что не могу пойти на море и увидеть настоящую грозу. А почему не могу? Страшно. А я никогда не боялась грозы. Страшно даже высунуть голову за перила балкона – меня унесет серый блестящий поток, нет, ударит молния, тысячью вспышек, миллионами испуганных возгласов. Ударит – и я ничего не вспомню. А должна. Вот только кому?
Мне скоро 17, а тебе, Летний Дождь, 12 минут. Самая-самая юность, правда? Чувствуешь силу? Избиваешь городок, оставляешь синяки-озёра луж и потёки своей крови, небесной крови – на моих стёклах.
Где же ты был раньше? Где ты был такой, страшный, могучий, сильный до невозможности? Почему я тебя боюсь? Стала старше? Старее? Трусливее?
А ты умер. Тебе не исполнилось и получаса. Запели птицы. Ты встал в ряд воспоминаний. Спасибо.
По улице шли, бежали, летели и полуползли. Спотыкались, проваливались по щиколотку в лужи, держали над головой целлофановые пакеты. Ах, это бесполезно. И не помог бы зонт. Ехали на велосипеде и испуганно молчали. Бежали собаки, быстро, быстро, быстро… А я на балконе и на мои голые руки и ноги льёт дождь. Самый первый летний дождь. Самый настоящий Первый Летний Дождь. Он пахнет сырой землёй, примятой травой и зеленоватой, прозрачной водой. Он обнял город, обжёг прохладой, смыл тяжёлое дыхание асфальта, поникшую листву. Ах, ломается ветка, ветка весом, наверное, в полтонны. Гром – как будто за стеной, закладывает уши. Кто-то сверху стучит башмаком по небу, и прямо надо мной, это нарочно, да? Жалею о том, что не могу пойти на море и увидеть настоящую грозу. А почему не могу? Страшно. А я никогда не боялась грозы. Страшно даже высунуть голову за перила балкона – меня унесет серый блестящий поток, нет, ударит молния, тысячью вспышек, миллионами испуганных возгласов. Ударит – и я ничего не вспомню. А должна. Вот только кому?
Мне скоро 17, а тебе, Летний Дождь, 12 минут. Самая-самая юность, правда? Чувствуешь силу? Избиваешь городок, оставляешь синяки-озёра луж и потёки своей крови, небесной крови – на моих стёклах.
Где же ты был раньше? Где ты был такой, страшный, могучий, сильный до невозможности? Почему я тебя боюсь? Стала старше? Старее? Трусливее?
А ты умер. Тебе не исполнилось и получаса. Запели птицы. Ты встал в ряд воспоминаний. Спасибо.
