the Dude abides
аабстиненция по 10 часов в сутки:
не спасают мальчики абрикосовые и персиковые суки;
не отвлекают письма из лондона и размышленья о сути их;
вены пульсируют бешено, думают - а перенесут ли
еще 10 часов вне твоих рук?
не выдержат вдруг -
взорвутся и выпачкают всё вокруг
газированной кровью с кусочками облаков и луны,
которыми лечат боги таких больных,
как я: снаружи спокойных, внутри бешеных.
возьми моё сердце, любимая. проголодаешься - съешь его,
захочешь пить - выжми, как апельсин.
и - будь осторожна - губы не прикуси,
впитывая вкус тростникового сахара, соли морской, перца
розового и немного - тимьяна. в общем, вкус сердца,
которое медленно вялит ежедневная абстиненция.ббритвой скользить по твоим голеням,
по тебе: такой детской, такой голенькой,
такой моей, что дышать боязно.
тяжёлым ключом отмыкать замок пояса,
сторожившего тебя, как набедренный цербер
с красным зрачком оптического прицела.
в тёплой воде гладить твои плавники.
будто под килт,
заглядывать пальцами под густую пену.
случайно порезаться - раскрасить алыми пятнами белое.
случайно порезать - добавить в узор ультрамарин.
так впускать тебя под язык, как дегустируют вина.
шептать: "я вернулся к тебе, жозефина.";ввраг мой ласковый... сердцедёр в плаще с капюшоном,
в белье бесшовном -
крохотных шортиках шелковых
цвета спелого мака;
в маске де марко:
реальность-микро, ирония-макро.
домучай меня до следующего марта!?ггерб бесстыжий ношу на каждом плече -
вьются по коже металлы, меха, эмали.
пьянею от этого, будто от опиума, но чем
заслужила каждый твой орден, не понимаю.
а ты неустанно клеймишь меня так, что боль
брызжет из глаз, терпкая и живая,
как сок берёзовый. пить бы его с тобой
вместо шампанского в утренней жаркой ванне
залпом, словно пугаясь - вдруг отберут:
сотрут геральдику, плечи оштукатурят,
сдерут остатки тинктуры с фарфоровых рук...
всякое "да", мной превращенное в брют,
червлёной гордостью прайда ползёт по шкуре.
а сверху ложится, как девочка, нежноробко -
дамасцировка.ддыхание легче пуха.
всё прочее - чепуха.е"ещё" - шептать - "ещё ещё..."
усталость не принимать в расчёт;
плевать на время, на Он вот-вот придёт;
прокусывать кожу, искать в тумбочке йод,
пальцы пачкать, сквозь поцелуи хихикать;
лисой хитрой
проскальзывать мимо Него в подъездной гортани;
ещё - тайком от всех сбежать на выходные в Италию;
ещё - встречаться в кафе, мгновенно хватаясь под столом за руки;
ещё - в автошколе сдавать экзамены,
представляя, как буду катать её по мокрой Москве;
ещё - ревновать зверино до воя: с кем? с кем? с кем?
ещё - всегда видеть в ней леди,
даже в лесу осеннем, прессом бёдер размазывая её на пледе;
ещё - писать в метро, пропуская нужные станции;
ещё - секс путать с танцами;
ещё - дышать неровно, касаясь горячих щёк;
ещё - шептать: "ещё ещё ещё.."ёёрничаю, курю, в глаза не смотрю.
прости мне такой дешёвый трюк -
на другое сил сегодня не хватит.
буду веретеном в твоей кровати,
которым ты пальцы потчуешь перед сном.
буду вести себя: сначала - как сноб,
потом - как шлюха, затем ещё как-нибудь.
спиши всё на пмс, будь к нему
чуть сниходительней. видишь ли дело в чём -
так из меня получается девочка.ж
жертва: держать зубами за холку
как клинок из ножен, выхватывать из волос заколку
бить жёсткой перчаткой в угол желанного рта
- или так? -
жертва: пытаться дружить домами
идти с ней на мультик
избыток эмоций стараться вешать под кат.
- или как? -ззавязочки на блузке,
на юбке чёрной узкой:
"ты говоришь по-русски?"
тепло. Монако. Бонд.
ох бабушки в брильянтах,
ох яхты, яхты, яхты,
ах яд в простынках мятых
с тисненьем Mirabeau.
луной размытый профиль:
"я закурю. не против?"
фонетики уроки -
сонорные скользят
к дифтонгам, аффрикатам,
к франшизам и фрегатам...
и каждый чёртов атом,
уставший от "нельзя",
взрывается. и я с ним
взрываюсь. и завязки
на блузке ярко-красной -
зрачки мои прожечь.
и - водопадом гласных
гостиничные ласки!
.......................................
.......................................
"один перцовый пластырь.
один билет в Ижевск."ии - союз и предлог.ййо-йо всегда возвращается в пальцы, которые его бросили,
в любимые пальцы, в любые - пусть обкусанные, измученные осенью.
возвращается, ласкает ладонь круглым боком,
и пальцы подушечками поворачиваются к небу: "слава Богу,
есть за что держаться."к
кровосмешенье двух лолит
ноябрьским вечером домашним.
похоже, телек барахлит -
отец грешит на телебашню,
а мама дремлет. нож тупой,
но кожа тоненькая - сдастся.
мы не боимся. нам с тобой
уже полжизни. нам пятнадцать.
мы знаем всё. "который час?" -
"десятый." - "может, заночуешь?" -
"сейчас спрошу." кишки рычат,
границы близости почуяв.
чуть позже: кровь по кухне, крик,
твой обморок, проснулась мама.
я сохраню тебя внутри
одним опасным словом "мало",
чтобы, полжизни пропустив
ещё, как стопку в водка-баре,
писать нелепый этот стих,
с пяти утра себя копая.
л
ландыши... ландыши...
замолчи! не дыши.
who the fuck is she?
ммесячные сворачивают меня в крендель.
изобилуют анальгетиками. пачкают сиденье переднее.
помогают отказывать во встречах
гораздо быстрей, чем
мне обычно это даётся.
заставляют дёргаться, ёрзать,
непрерывно думать про то,
что: 1) джинсы предательски тонкие
2) каждый кобель на улице в курсе -
может укусит, а может и не укусит
3) кто не родился - дочь или сын
3,5) или... близнецы
4) нужно наконец начать помечать в кадендарике
5) "недоедаете" мне нравится больше, чем "надоедаете"
6) пора прекратить непрерывно слушать avec le temps
и, наконец, о том,
как я вернусь к тебе, от предвкушенья немея,
и приготовлю самую лучшую в городе блади мери.
ннамертво - в плечо моё жадным ртом
до кровоподтёков (вопросов ахов охов) потом,
до животной охотничей дрожи внизу живота.
вот так!
оо на пальчик - шаг серьёзный:
папа - в кому, мама - в слёзы,
мы - в париж.
п
потом потом терпким в неё впитаюсь,
стать любимым парфюмом её попытаюсь.
потом стоном мягким в неё проникну,
продолжая сезон безумных каникул.
потом кровью густой в неё втеку я,
властно артерии атакуя.
но сейчас она спит. и, с её Морфеем
попивая тягучий ликёр кофейный,
болтая шепотом под музыку R.E.M,
я сочиняю ей сны.
рравенство - две прямые, скомканные в одну на простыне;
вскинутые вверх руки, прижатые к белой стене;
"мне пора" - "провожу" - бешеный секс в коридоре;
моя ладонь как продолженье твоей ладони;
помадой нарисованное = на смуглой ключице;
двойная доза улыбки, оставленная продавщице.
выходить из машины одновременно, как в фильмах;
спорить о том, где было жарче - в Риме или в Афинах;
кольцо носить на правой, серёжку - в левом;
бить под дых именами: ксюша, наташа, лена;
упрямо не спать в разное время суток;
колдовать на кухне: я - над кофе, а ты - над супом.
совершенно отличные по содержанию книжные полки;
бардак в Подебесной - остался после попойки;
зеркала, привыкшие к вот этим подчёркнутым скулам;
стальные голени нас двоих держащего стула;
рассвет за спиной смущённый, неловкий, робкий;
вето, наложенное на все мои командировки.
смотреть caloiforication запоем, становясь немного фанатами.
ну и... в самолётах не сажать тебя к иллюминатору.
ссамозванка! разве тебя приглашали
вот в этой юбке безумной, в этой цветастой шали,
с кисетом, набитым совершенно сказочной шмалью?
кто говорил тебе: "добро пожаловать! здрасссьте!
знакомьтесь, пожалуйста: это - марина, а это - настя.
хорошие девочки. обе работают, кажется, в конде насте."?
от кого ты слышала, что мне нужна вовсе другая доза,
что я никак не могу излечиться от своего вечного парадокса?
с кем, чёрт подери, ты по мобильнику перешептываешься гундосо?
и как тебе могли назначить такое имя,
от которого сердце слепляется в скачущий ком с другими
органами, слегка поношенными уже, но моими?
л ю б о в ь.
ттерритория мягких оргазмов, зрелых француженок, греческих мальчиков, водки с привкусом чернослива
либо
ванили...
вы мне звонили.
трубки бросали сразу же, выдохнуть не успев,
потом мчались, автомобилями разрывая кишки Москве,
куда-то: в кабак, по друзьям, к бывшимбудущимнастоящим...
смотрели на всё сквозь козырёк ладони, думая "а я с чем
сражаюсь? и чем я хуже
той, с которой у неё завтрак, обед и ужин,
и территория черно-белых француженок
или мальчиков-олимпийцев, или...?"
- простите, Ваш номер определился. Вы мне звонили?
уусмешка - губы складываешь дугой,
не веришь мне. впрочем, позиция объяснима,
но - нет никого! нет никакой "другой"!
шесть утра. я готовлю завтрак одной рукой,
а второй - пылинки сметаю с нимба
ффламбе из клубники - тебе на полдник.
моё гусарство не знает равных!
заполнишь меня? хоть чуть-чуть заполни.
буду спокойней на переправах,
зная, что ты обо мне немного
думаешь, с кем-то болтаешь даже.
разве можно желать иного?
в этих джунглях многоэтажных
я всё еще есть по одной причине.
эта причина - ты. украдкой
плачет от нежности мой мужчина.
внутренне. внутренний. кроткий с "и" краткой.
ххорда татуирована
так вычурно-тонко, так ровно,
что хочется плоть
клыками вспороть
до капельки кровной укромной.
ццарапаться и целоваться,
смешить тебя, баюкать, гладить...
чуть пережаренный lavazza,
туман, как молоко, углами
торчат из этого тумана
дома. мне очень грустно. Киев.
я сплю то невпопад, то мало,
но вижу сны. они такие
живые! сей безумный график
существованья не подходит
другим режимам. фотографий,
накопленных в моём айфоне,
вполне должно хватить на книгу
"без поцелуев бес". царапать
лицо компактной пудрой, к нику
стремиться и на Бессарабку
в 04:10 выходить.
ччин-чин шампанским на разных боках глобуса.
и ну - смсками дуэлировать, и ну - пузырьками хмельными лопаться!
официантке: давайте как-то избавимся от Дженнифер Лопез. а...
как Вас зовут?
шшантажистка. я опять приезжаю к ней, а она
(то ли просто подыхает от скуки, то ли действительно влюблена)
встречает меня в наморднике и пеньюаре,
включает одну из моих самых любимых арий,
шепчет горячим в ухо, притираясь ко мне плотней:
"ты здесь для того, чтобы я ничего не рассказала ей?
молчи! и так всё понятно!
вот оставишь на мне отметины, а на простыне - пятна,
и ещё неделю никто не узнает о том,
что ты со мной вытворяешь. снимай пальто!"
щщёголь... мягкие галстуки, тусклые запонки.
полчаса примеряет запахи.
смотрит в зеркало, пальцы к губам прижав.
чуть венецианец, немножечко парижанин.
тростью постукивает по мостовой нервно -
куда-то опаздывает, наверное, он,
а этот кудрявый мальчишка, ботинки полирующий,
ужасно нерасторопен. ему ещё
нет восемнадцати - ну куда спешить в этом возрасте?
"побыстрее!" - какой-то надрыв в возгласе
заставляет мальчика поднять глаза...
- первый совместный завтрак
- туман, густой, как бальзамико
- визит к лучшему в Лондоне портному
- на апперитив капелька рома
- борьба с [dai] вместо [dei]
- "познакомься, эту белую штуку зовут биде"
- букет фиалок на ночном столике
- всякий поцелуй их как часть истории
- ревность до одури, до дуэли
- к полудню будильник, пиликающий еле-еле
ну и ещё куча всякой романтической блажи...
могло ли всё происходить с ними именно так? не знаю даже,
но сейчас я не могу придумать других картин,
и виной этому - ты.
ъъ - это: её упрямое "нет";
разница календарная в девять лет;
тихий щелчок тугого замка входной;
до краёв ожиданьем наполненный выходной;
полбутылки монтепульчано, не отрывая губ;
беспощадный ристретто, выпитый на бегу;
аромат её кожи, пропитавший бельё насквозь;
обожаемый плащ и любимый до дрожи гвоздь
телефон, молчащий твёрдо, как партизан;
наважденье - войти глазами в её глаза;
ритм танго, сверлящий бёдра и бьющий в пах
невозможностью в одиночку сделать хотя бы па;
понедельник, вторник, черт подери, среда;
ъ - это: её упрямое "да",
первый снег, как манка, из сухой небесной горсти...
ну и вот такой сбивчивый, будто подросток, стих.
ы
ытамхаш:
дашь - не дашь,
баш на баш...
цинична, наташ?
стервозна, наташ?
болею, наташ.
ь
ь - это: её шипящее "нет";
пересечение календарное девять лет;
мягкий щелчок тугого замка входной;
до краёв предвкушеньем наполненный выходной;
два бокала монтепульчано, не отрывая губ;
горячий ристретто, выпитый на бегу;
аромат её кожи, пропитавший меня насквозь;
мягкий плащ и под ним любимый до дрожи гвоздь
телефон, не сдающий нас твёрдо, как партизан;
наваждение - втечь глазами в её глаза;
ритм танго, гладящий бёдра и рвущий пах,
с нежеланием в одиночку сделать хотя бы па;
понедельник, вторник, Боже ты мой, среда;
ь - это: её шипящее "да",
первый снег, как манка, из щедрой небесной горсти...
ну и вот такой сбивчивый, будто подросток, стих.
ээнэло -
смурное, сердитое
целовать в лоб,
улыбаясь звонкам родителей,
рукавом натирая латунные пуговки на его кителе.
смотреть задумчиво: как энэло ест;
фотографии предыдущих невест;
телевизор, спину его к своему животу прижав.
поцелуем закрывать ему рот, если тот решит побрюзжать.
за кофе и круассанами утром в пальто нараспашку бежать.
посреди ночи болтать с ним, спать ему мешать,
тыча пальцем в небо, полное звезд, спрашивать:
"а ты с какой? с той, которая жёлтенькая? или нет! с той, что оранжевая!"
юювелир хитроглазый с улыбкой подвижнее тени,
ты старался меня огранить, но сумел ограничить.
и не вспомнить уже ни подробности телосплетений,
приносящих мне радость когда-то, ни сами сплетения. нынче
я - всего лишь бодрящийся в ночь полнолуния евнух,
темно-красным кюве промывающий старую рану.
ты однажды напишешь короткое "можно приеду?" -
от желанья прилипнуть сухими губами к экрану
с этой фразой, свихнусь.
я
яшка, яшка... ловелас и пьяница.
и каждый день для него - пятница.
и каждая ночь для него тянется
ровно столько, насколько растягивается влажная простыня.
и поцелуй в тёплую щёку, и "прости меня,
но я обручён с бессонницей.
давай не будем расстраиваться и ссориться?"
яшка, яшка... кокетничает налево-направо.
для него нет других брендов (какие там ямамото, прада?)
кроме него самого.
а он сам - ого!
яшка, яшка... шампанское вместо сока, а вместо супа - сок.
и вот этот пульсирующий вечно его висок,
и вот это ощущение, что невесом,
что запросто по углям может гулять босой,
а также - то по крышам, то по головам:
"добрый вечер, могу заглянуть и к Вам."
яшка, яшка... водостойкая тушь течёт,
руки, на удивление цепкие при прощании. чёрт!
мобильный вибрирует нервозно:
время позднее,
а он еще не вернулся, прохладный, ни под один под бок -
то ли дьяволёнок, то ли несостоявшийся Бог,
существующий только из-за того,
что кто-то верит в это шальное эго его -
бродит по кабакам и опиумным притонам
навеселе, но безудержно грустный при том. он
ищет чего-то совсем невозможного в данной реальности,
опять не находит, садится за кнопки, лабает стих,
а потом раздевается, ложится сначала в ванну, затем - в постель.
и тут заканчивается весь маскарад псевдофевральский. с ней
вышеописанная феерия -
просто фантазия, прилепленная к букве "я".
не спасают мальчики абрикосовые и персиковые суки;
не отвлекают письма из лондона и размышленья о сути их;
вены пульсируют бешено, думают - а перенесут ли
еще 10 часов вне твоих рук?
не выдержат вдруг -
взорвутся и выпачкают всё вокруг
газированной кровью с кусочками облаков и луны,
которыми лечат боги таких больных,
как я: снаружи спокойных, внутри бешеных.
возьми моё сердце, любимая. проголодаешься - съешь его,
захочешь пить - выжми, как апельсин.
и - будь осторожна - губы не прикуси,
впитывая вкус тростникового сахара, соли морской, перца
розового и немного - тимьяна. в общем, вкус сердца,
которое медленно вялит ежедневная абстиненция.ббритвой скользить по твоим голеням,
по тебе: такой детской, такой голенькой,
такой моей, что дышать боязно.
тяжёлым ключом отмыкать замок пояса,
сторожившего тебя, как набедренный цербер
с красным зрачком оптического прицела.
в тёплой воде гладить твои плавники.
будто под килт,
заглядывать пальцами под густую пену.
случайно порезаться - раскрасить алыми пятнами белое.
случайно порезать - добавить в узор ультрамарин.
так впускать тебя под язык, как дегустируют вина.
шептать: "я вернулся к тебе, жозефина.";ввраг мой ласковый... сердцедёр в плаще с капюшоном,
в белье бесшовном -
крохотных шортиках шелковых
цвета спелого мака;
в маске де марко:
реальность-микро, ирония-макро.
домучай меня до следующего марта!?ггерб бесстыжий ношу на каждом плече -
вьются по коже металлы, меха, эмали.
пьянею от этого, будто от опиума, но чем
заслужила каждый твой орден, не понимаю.
а ты неустанно клеймишь меня так, что боль
брызжет из глаз, терпкая и живая,
как сок берёзовый. пить бы его с тобой
вместо шампанского в утренней жаркой ванне
залпом, словно пугаясь - вдруг отберут:
сотрут геральдику, плечи оштукатурят,
сдерут остатки тинктуры с фарфоровых рук...
всякое "да", мной превращенное в брют,
червлёной гордостью прайда ползёт по шкуре.
а сверху ложится, как девочка, нежноробко -
дамасцировка.ддыхание легче пуха.
всё прочее - чепуха.е"ещё" - шептать - "ещё ещё..."
усталость не принимать в расчёт;
плевать на время, на Он вот-вот придёт;
прокусывать кожу, искать в тумбочке йод,
пальцы пачкать, сквозь поцелуи хихикать;
лисой хитрой
проскальзывать мимо Него в подъездной гортани;
ещё - тайком от всех сбежать на выходные в Италию;
ещё - встречаться в кафе, мгновенно хватаясь под столом за руки;
ещё - в автошколе сдавать экзамены,
представляя, как буду катать её по мокрой Москве;
ещё - ревновать зверино до воя: с кем? с кем? с кем?
ещё - всегда видеть в ней леди,
даже в лесу осеннем, прессом бёдер размазывая её на пледе;
ещё - писать в метро, пропуская нужные станции;
ещё - секс путать с танцами;
ещё - дышать неровно, касаясь горячих щёк;
ещё - шептать: "ещё ещё ещё.."ёёрничаю, курю, в глаза не смотрю.
прости мне такой дешёвый трюк -
на другое сил сегодня не хватит.
буду веретеном в твоей кровати,
которым ты пальцы потчуешь перед сном.
буду вести себя: сначала - как сноб,
потом - как шлюха, затем ещё как-нибудь.
спиши всё на пмс, будь к нему
чуть сниходительней. видишь ли дело в чём -
так из меня получается девочка.ж
жертва: держать зубами за холку
как клинок из ножен, выхватывать из волос заколку
бить жёсткой перчаткой в угол желанного рта
- или так? -
жертва: пытаться дружить домами
идти с ней на мультик
избыток эмоций стараться вешать под кат.
- или как? -ззавязочки на блузке,
на юбке чёрной узкой:
"ты говоришь по-русски?"
тепло. Монако. Бонд.
ох бабушки в брильянтах,
ох яхты, яхты, яхты,
ах яд в простынках мятых
с тисненьем Mirabeau.
луной размытый профиль:
"я закурю. не против?"
фонетики уроки -
сонорные скользят
к дифтонгам, аффрикатам,
к франшизам и фрегатам...
и каждый чёртов атом,
уставший от "нельзя",
взрывается. и я с ним
взрываюсь. и завязки
на блузке ярко-красной -
зрачки мои прожечь.
и - водопадом гласных
гостиничные ласки!
.......................................
.......................................
"один перцовый пластырь.
один билет в Ижевск."ии - союз и предлог.ййо-йо всегда возвращается в пальцы, которые его бросили,
в любимые пальцы, в любые - пусть обкусанные, измученные осенью.
возвращается, ласкает ладонь круглым боком,
и пальцы подушечками поворачиваются к небу: "слава Богу,
есть за что держаться."к
кровосмешенье двух лолит
ноябрьским вечером домашним.
похоже, телек барахлит -
отец грешит на телебашню,
а мама дремлет. нож тупой,
но кожа тоненькая - сдастся.
мы не боимся. нам с тобой
уже полжизни. нам пятнадцать.
мы знаем всё. "который час?" -
"десятый." - "может, заночуешь?" -
"сейчас спрошу." кишки рычат,
границы близости почуяв.
чуть позже: кровь по кухне, крик,
твой обморок, проснулась мама.
я сохраню тебя внутри
одним опасным словом "мало",
чтобы, полжизни пропустив
ещё, как стопку в водка-баре,
писать нелепый этот стих,
с пяти утра себя копая.
л
ландыши... ландыши...
замолчи! не дыши.
who the fuck is she?
ммесячные сворачивают меня в крендель.
изобилуют анальгетиками. пачкают сиденье переднее.
помогают отказывать во встречах
гораздо быстрей, чем
мне обычно это даётся.
заставляют дёргаться, ёрзать,
непрерывно думать про то,
что: 1) джинсы предательски тонкие
2) каждый кобель на улице в курсе -
может укусит, а может и не укусит
3) кто не родился - дочь или сын
3,5) или... близнецы
4) нужно наконец начать помечать в кадендарике
5) "недоедаете" мне нравится больше, чем "надоедаете"
6) пора прекратить непрерывно слушать avec le temps
и, наконец, о том,
как я вернусь к тебе, от предвкушенья немея,
и приготовлю самую лучшую в городе блади мери.
ннамертво - в плечо моё жадным ртом
до кровоподтёков (вопросов ахов охов) потом,
до животной охотничей дрожи внизу живота.
вот так!
оо на пальчик - шаг серьёзный:
папа - в кому, мама - в слёзы,
мы - в париж.
п
потом потом терпким в неё впитаюсь,
стать любимым парфюмом её попытаюсь.
потом стоном мягким в неё проникну,
продолжая сезон безумных каникул.
потом кровью густой в неё втеку я,
властно артерии атакуя.
но сейчас она спит. и, с её Морфеем
попивая тягучий ликёр кофейный,
болтая шепотом под музыку R.E.M,
я сочиняю ей сны.
рравенство - две прямые, скомканные в одну на простыне;
вскинутые вверх руки, прижатые к белой стене;
"мне пора" - "провожу" - бешеный секс в коридоре;
моя ладонь как продолженье твоей ладони;
помадой нарисованное = на смуглой ключице;
двойная доза улыбки, оставленная продавщице.
выходить из машины одновременно, как в фильмах;
спорить о том, где было жарче - в Риме или в Афинах;
кольцо носить на правой, серёжку - в левом;
бить под дых именами: ксюша, наташа, лена;
упрямо не спать в разное время суток;
колдовать на кухне: я - над кофе, а ты - над супом.
совершенно отличные по содержанию книжные полки;
бардак в Подебесной - остался после попойки;
зеркала, привыкшие к вот этим подчёркнутым скулам;
стальные голени нас двоих держащего стула;
рассвет за спиной смущённый, неловкий, робкий;
вето, наложенное на все мои командировки.
смотреть caloiforication запоем, становясь немного фанатами.
ну и... в самолётах не сажать тебя к иллюминатору.
ссамозванка! разве тебя приглашали
вот в этой юбке безумной, в этой цветастой шали,
с кисетом, набитым совершенно сказочной шмалью?
кто говорил тебе: "добро пожаловать! здрасссьте!
знакомьтесь, пожалуйста: это - марина, а это - настя.
хорошие девочки. обе работают, кажется, в конде насте."?
от кого ты слышала, что мне нужна вовсе другая доза,
что я никак не могу излечиться от своего вечного парадокса?
с кем, чёрт подери, ты по мобильнику перешептываешься гундосо?
и как тебе могли назначить такое имя,
от которого сердце слепляется в скачущий ком с другими
органами, слегка поношенными уже, но моими?
л ю б о в ь.
ттерритория мягких оргазмов, зрелых француженок, греческих мальчиков, водки с привкусом чернослива
либо
ванили...
вы мне звонили.
трубки бросали сразу же, выдохнуть не успев,
потом мчались, автомобилями разрывая кишки Москве,
куда-то: в кабак, по друзьям, к бывшимбудущимнастоящим...
смотрели на всё сквозь козырёк ладони, думая "а я с чем
сражаюсь? и чем я хуже
той, с которой у неё завтрак, обед и ужин,
и территория черно-белых француженок
или мальчиков-олимпийцев, или...?"
- простите, Ваш номер определился. Вы мне звонили?
уусмешка - губы складываешь дугой,
не веришь мне. впрочем, позиция объяснима,
но - нет никого! нет никакой "другой"!
шесть утра. я готовлю завтрак одной рукой,
а второй - пылинки сметаю с нимба
ффламбе из клубники - тебе на полдник.
моё гусарство не знает равных!
заполнишь меня? хоть чуть-чуть заполни.
буду спокойней на переправах,
зная, что ты обо мне немного
думаешь, с кем-то болтаешь даже.
разве можно желать иного?
в этих джунглях многоэтажных
я всё еще есть по одной причине.
эта причина - ты. украдкой
плачет от нежности мой мужчина.
внутренне. внутренний. кроткий с "и" краткой.
ххорда татуирована
так вычурно-тонко, так ровно,
что хочется плоть
клыками вспороть
до капельки кровной укромной.
ццарапаться и целоваться,
смешить тебя, баюкать, гладить...
чуть пережаренный lavazza,
туман, как молоко, углами
торчат из этого тумана
дома. мне очень грустно. Киев.
я сплю то невпопад, то мало,
но вижу сны. они такие
живые! сей безумный график
существованья не подходит
другим режимам. фотографий,
накопленных в моём айфоне,
вполне должно хватить на книгу
"без поцелуев бес". царапать
лицо компактной пудрой, к нику
стремиться и на Бессарабку
в 04:10 выходить.
ччин-чин шампанским на разных боках глобуса.
и ну - смсками дуэлировать, и ну - пузырьками хмельными лопаться!
официантке: давайте как-то избавимся от Дженнифер Лопез. а...
как Вас зовут?
шшантажистка. я опять приезжаю к ней, а она
(то ли просто подыхает от скуки, то ли действительно влюблена)
встречает меня в наморднике и пеньюаре,
включает одну из моих самых любимых арий,
шепчет горячим в ухо, притираясь ко мне плотней:
"ты здесь для того, чтобы я ничего не рассказала ей?
молчи! и так всё понятно!
вот оставишь на мне отметины, а на простыне - пятна,
и ещё неделю никто не узнает о том,
что ты со мной вытворяешь. снимай пальто!"
щщёголь... мягкие галстуки, тусклые запонки.
полчаса примеряет запахи.
смотрит в зеркало, пальцы к губам прижав.
чуть венецианец, немножечко парижанин.
тростью постукивает по мостовой нервно -
куда-то опаздывает, наверное, он,
а этот кудрявый мальчишка, ботинки полирующий,
ужасно нерасторопен. ему ещё
нет восемнадцати - ну куда спешить в этом возрасте?
"побыстрее!" - какой-то надрыв в возгласе
заставляет мальчика поднять глаза...
- первый совместный завтрак
- туман, густой, как бальзамико
- визит к лучшему в Лондоне портному
- на апперитив капелька рома
- борьба с [dai] вместо [dei]
- "познакомься, эту белую штуку зовут биде"
- букет фиалок на ночном столике
- всякий поцелуй их как часть истории
- ревность до одури, до дуэли
- к полудню будильник, пиликающий еле-еле
ну и ещё куча всякой романтической блажи...
могло ли всё происходить с ними именно так? не знаю даже,
но сейчас я не могу придумать других картин,
и виной этому - ты.
ъъ - это: её упрямое "нет";
разница календарная в девять лет;
тихий щелчок тугого замка входной;
до краёв ожиданьем наполненный выходной;
полбутылки монтепульчано, не отрывая губ;
беспощадный ристретто, выпитый на бегу;
аромат её кожи, пропитавший бельё насквозь;
обожаемый плащ и любимый до дрожи гвоздь
телефон, молчащий твёрдо, как партизан;
наважденье - войти глазами в её глаза;
ритм танго, сверлящий бёдра и бьющий в пах
невозможностью в одиночку сделать хотя бы па;
понедельник, вторник, черт подери, среда;
ъ - это: её упрямое "да",
первый снег, как манка, из сухой небесной горсти...
ну и вот такой сбивчивый, будто подросток, стих.
ы
ытамхаш:
дашь - не дашь,
баш на баш...
цинична, наташ?
стервозна, наташ?
болею, наташ.
ь
ь - это: её шипящее "нет";
пересечение календарное девять лет;
мягкий щелчок тугого замка входной;
до краёв предвкушеньем наполненный выходной;
два бокала монтепульчано, не отрывая губ;
горячий ристретто, выпитый на бегу;
аромат её кожи, пропитавший меня насквозь;
мягкий плащ и под ним любимый до дрожи гвоздь
телефон, не сдающий нас твёрдо, как партизан;
наваждение - втечь глазами в её глаза;
ритм танго, гладящий бёдра и рвущий пах,
с нежеланием в одиночку сделать хотя бы па;
понедельник, вторник, Боже ты мой, среда;
ь - это: её шипящее "да",
первый снег, как манка, из щедрой небесной горсти...
ну и вот такой сбивчивый, будто подросток, стих.
ээнэло -
смурное, сердитое
целовать в лоб,
улыбаясь звонкам родителей,
рукавом натирая латунные пуговки на его кителе.
смотреть задумчиво: как энэло ест;
фотографии предыдущих невест;
телевизор, спину его к своему животу прижав.
поцелуем закрывать ему рот, если тот решит побрюзжать.
за кофе и круассанами утром в пальто нараспашку бежать.
посреди ночи болтать с ним, спать ему мешать,
тыча пальцем в небо, полное звезд, спрашивать:
"а ты с какой? с той, которая жёлтенькая? или нет! с той, что оранжевая!"
юювелир хитроглазый с улыбкой подвижнее тени,
ты старался меня огранить, но сумел ограничить.
и не вспомнить уже ни подробности телосплетений,
приносящих мне радость когда-то, ни сами сплетения. нынче
я - всего лишь бодрящийся в ночь полнолуния евнух,
темно-красным кюве промывающий старую рану.
ты однажды напишешь короткое "можно приеду?" -
от желанья прилипнуть сухими губами к экрану
с этой фразой, свихнусь.
я
яшка, яшка... ловелас и пьяница.
и каждый день для него - пятница.
и каждая ночь для него тянется
ровно столько, насколько растягивается влажная простыня.
и поцелуй в тёплую щёку, и "прости меня,
но я обручён с бессонницей.
давай не будем расстраиваться и ссориться?"
яшка, яшка... кокетничает налево-направо.
для него нет других брендов (какие там ямамото, прада?)
кроме него самого.
а он сам - ого!
яшка, яшка... шампанское вместо сока, а вместо супа - сок.
и вот этот пульсирующий вечно его висок,
и вот это ощущение, что невесом,
что запросто по углям может гулять босой,
а также - то по крышам, то по головам:
"добрый вечер, могу заглянуть и к Вам."
яшка, яшка... водостойкая тушь течёт,
руки, на удивление цепкие при прощании. чёрт!
мобильный вибрирует нервозно:
время позднее,
а он еще не вернулся, прохладный, ни под один под бок -
то ли дьяволёнок, то ли несостоявшийся Бог,
существующий только из-за того,
что кто-то верит в это шальное эго его -
бродит по кабакам и опиумным притонам
навеселе, но безудержно грустный при том. он
ищет чего-то совсем невозможного в данной реальности,
опять не находит, садится за кнопки, лабает стих,
а потом раздевается, ложится сначала в ванну, затем - в постель.
и тут заканчивается весь маскарад псевдофевральский. с ней
вышеописанная феерия -
просто фантазия, прилепленная к букве "я".